Новости – Общество
Общество
«Кто успел — уехал, кто-то не успел»
Иваново. Беженцы из Украины в аэропорту "Южный". Фото: Смирнов Владимир, ИТАР-ТАСС
Беженцы из Новороссии рассказали «Русской планете» о жизни вдали от дома и планах на будущее
8 июля, 2014 22:58
11 мин
Желтое трехэтажное здание в Комсомольске принадлежит коррекционной школе-интернату для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. В июне воспитанники интерната отправились на каникулы, в детские лагеря отдыха. Но школа пустовала недолго. Снова на газоне играют дети, а за ними наблюдают взрослые, но не воспитатели, а их родители, бабушки, сестры и братья. Здесь поселили украинских беженцев, доставленных спецбортом МЧС из Ростова.
Напротив входа в здание на скамейке сидят двое: загорелая девушка с русыми волосами, собранными в хвост — Диана, возле нее задумчиво курит крепкий молодой мужчина — Дмитрий. Рядом с Дмитрием темноволосая молодая женщина — его жена Алена. Вместе с родственниками мужа и маленьким ребенком Алена и Дима покинули свой дом неподалеку от Краматорска чуть больше недели назад.
– Собрали все самое необходимое и поехали, долго не раздумывали. У нас нет ни «зеленых коридоров», ничего такого. Мы просто наняли такси, заплатили человеку, чтобы нас довезли до границы. Потом уже самолетами, вертолетами, автобусами… Оттуда огромное количество человек уезжает, — рассказывает Дмитрий.
– Переждать или насовсем?
– Мы так планируем, что насовсем в России останемся. Хотя у нас здесь нет ни родственников, ни близких. А там остались бабушка с дедушкой, отец. Что-то будем придумывать, как-то строить жизнь дальше.
– А я вот намерена вернуться, — подключается к разговору Диана. – У меня два брата в ополчении. Я надеюсь, что все закончится, и мы сможем снова попасть домой.
Родные отправили ее с семилетним сыном в Россию. Родители, муж и братья остались. В отличие от многих, покинувших Украину всей семьей, у Дианы все самые близкие остались в Донецке.
– А куда возвращаться? — парирует Дмитрий. – Там каждый день самолеты летают, постоянно слышны выстрелы из орудий, взрывы, автоматные очереди. Представьте, вот мы с вами сейчас разговариваем, рядом дети играют, а тут внезапно в двух метрах от нас снаряд разрывается. Это страшно. У многих наших знакомых разбомбили дома. Там ведь ничего почти не осталось. Побили все заводы, больницы, школы, роддома, разрушили коммуникации, даже воды нет.
– Да, предприятия практически все закрыты. Те, кто остались, подрабатывают водителями, таксистами, — подтверждает слова мужа Алена. — Жилье там осталось у многих, но если его и не разбомбили, то и продать его просто нереально. Кто купит недвижимость в районе боевых действий?
– Там буквально гуманитарная катастрофа, — продолжает Дмитрий. — Продукты питания еще как-то возят, но некоторые машины забирают, обстреливают. С каждым днем становится все хуже. Накануне нашего отъезда в небольшой «газельке» везли детям в детские сады хлеб, торты, так ее полностью забрали. Так еще то, что возят, подорожало так, что купить практически нереально. К тому же зарплат и пенсий сейчас почти никому не платят, где деньги брать — вообще непонятно.
– Олигархическая война, — роняет подошедший мужчина. Он представляется Романом, садится на корточки у скамейки, закуривает сигарету и поясняет:
– Олигархи не могут поделить шахты, наш Донбасс, а страдают мирные жители. И закончится она не раньше, чем года через два. Это вторая Югославия.
Роман прожил на Украине почти 17 лет, обживал свой дом, с женой растили дочерей. А уехал практически в одночасье. Из вещей взяли только самое необходимое, документы, деньги. Не брали даже продукты, остался полный холодильник…
От разрушенных производств, мизерных зарплат и низкого уровня жизни разговор плавно перетекает на тему политики. Сразу становится ясно, что обсуждается эта тема не впервые. Как ни странно, такие разговоры успокаивают, помогают немного отвлечься от мыслей о тех, кто остался там. На вопрос о том, как часто удается пообщаться с близкими, отвечают несколько неуверенно. Просят не фотографировать, собственные фамилии не называют.
– Не хотим, чтобы из-за чего-то такого, что мы можем сказать, пострадали наши родные. Мы с ними стараемся общаться почаще, но в последнее время не очень-то удается, — говорит Дмитрий.
– Во-первых, расценки на мобильную связь, — поясняет Роман. — Из России на Украину очень дорого звонить. У меня тут полтысячи за семь минут разговора улетело. Sim-карты почти у всех украинские. А интернета здесь, в Комсомольске, нет. Так мы бы хоть по скайпу общались.
– Но с этим вопросом сказали, что разберутся. Тут нам вообще очень сильно помогают, — закуривает еще одну сигарету Дмитрий.
– А как ваши дети реагируют на происходящее?
– Хоть мы и стараемся их оградить как-то, но они все равно все понимают, даже те, кому по пять-шесть лет. Говорят: мы туда не поедем, там бомбят, там война. Да что тут говорить. В Свердловском районе Луганской области есть села Бирюково и Ананьевка. Когда в эти села заехал батальон Коломойского «Днепр», они ставили растяжки, и дети подрывались на этих растяжках. Они обстреливали без предупреждения, погибали дети, их родители. Насчет Бирюково точно не знаю, а Ананьевку почти всю снесли. Кто успел — уехал, кто-то не успел, — рассказывает Роман.
– У Коломойского — «ПриватБанк». Так везде реклама, ролики крутят по телевизору, обещают десять тысяч долларов за москаля. Вот приводишь человека прямо в банк, говоришь, что это сепаратист, или просто у него российский паспорт. И тебе дают за него десять тысяч. А с ним потом неизвестно что делают, возможно, пытают или убивают, — говорит Дмитрий.
– Почему вы поехали в Россию, а не попытались укрыться в других регионах Украины у друзей или родственников?
– Смотрят паспорт. Если прописка в Донецкой или Луганской области, то отношение к тебе сразу как к изгою. Просто жизни нормальной не будет. Даже по телевизору, в открытую, на украинском канале показали семьи приехавших из Луганска в Харьков с комментарием, мол, нужно ли этих людей жалеть. То есть выставили их сепаратистами, жен и детей показали пособниками террористов и сепаратистов. Если приезжают семьи с мужьями, а муж не сумел откупиться от военных, чтобы его в армию не забрали, в Нацгвардию, так его насильно заберут и в эту Нацгвардию отправят. Две недели обучения, а потом на поле боя закидывают, — объясняет Роман.
– Не будешь убивать — расстреливают, — вставляет Дмитрий.
– В поселке Счастье так было, нам соседи звонили и рассказывали, что заходили прямо во двор, вытягивали из семей мужчин от шестнадцати до шестидесяти лет. Сначала спрашивают: «Идешь на войну или нет?» Если нет, то иногда сразу убивают. А некоторых, из тех, кто отвечает, что пойдет, проверяют. Выводят соседа и говорят: «Давай, убивай». Если не убьет соседа, то убивают его, — продолжает Роман. – Много молодых, кому деньги нужны. Хотя много говорят, что ополченцы — это найманцы, россияне, которым платят деньги. На самом деле ополченцы вообще ни копейки не получают! У них есть тарелка супа и пачка сигарет в день.
– Да, у нас, например, в городе ни одного россиянина из ополченцев не было. Хотя те, кто из России туда приезжают, тоже есть, но это добровольцы, у которых к тому же родичи на Украине, — поясняет Дмитрий.
– Из-за того, что показывают по телевидению, по новостям, многие родственники перессорились. Те, кто смотрит украинские каналы, думает, что так называемая нацгвардия — это освободители, которые придут и освободят от сепаратистов и террористов. И получается, что сепаратисты и террористы — это все те, кто проголосовал за Луганскую Народную Республику, а потом стал защищать свои дома, — переключается Роман.
– А что вы дальше планируете делать?
– Будем работу искать, не будем же иждивенцами какими-то, — Дмитрий почти обижается на вопрос. – Я, например, строитель.
– А я — шахтер. Был, — глухо отзывается Роман.
Похолодало и дети забежали в здание. В лестничном пролете четверо мальчишек семи-девяти лет гоняют пластмассовый зеленый танк с криками «По-ро-шен-ко! Победа будет нашей!». Издалека за ними наблюдает пожилая женщина, Гулиина Самсидиновна. Завидев меня, она улыбается, почти сразу приглашает зайти к ней в комнату и делится своей историей.
Она родилась и выросла в Башкирии. Вышла замуж, но брак оказался неудачным. Даже после развода муж не прекращал ее «донимать», пришлось вместе с сыном уехать в Донецкую область. Сын вырос, женился, появились внуки. Но все перевернулось. Гулиина Самсидиновна снова была вынуждена вернуться в Россию. Теперь ее родные в Москве, ютятся в однокомнатной квартире. А что теперь будет с ней, неизвестно. На Украину она не вернется, в Москву тоже не поедет.
– Куда мне к ним? Они там вшестером в однокомнатной. Если еще я приеду — будет семеро. Разве так проживешь? Я сейчас только сегодняшним днем живу. Нам здесь помогают. Вот спасибо теплые вещи дали, очень вкусно кормят три раза в день. Что будет дальше — не знаю.
Гулиина Самсидиновна предлагает мне поговорить со своей соседкой по комнате, Натальей Юльевной. С ней она познакомилась еще по дороге в Иваново и их поселили вместе. Я застаю женщину на школьном дворе за чтением статьи в детском журнале про олимпийских чемпионов.
– У нас начался обстрел, большое количество беженцев ехало через наш пропускной пункт. Потом взрывы, взрывы, взрывы. Мне сестра вечером позвонила, сказала, что нужно уезжать. Потом утром соседка позвонила (она в частном секторе живет, а я в квартире), сказала, чтобы я к ней приходила. Я кое-какие вещи быстро в сумку побросала, выбежала, а на улице стрельба, наши ополченцы идут куда-то. И тут вижу: идет рейсовый автобус, в нем полно людей. Я к автобусу. Так и пересекла границу, — рассказывает Наталья Юльевна. — Моя сестра с семьей тоже думала уехать, но они живут в центре Луганска, не хотят все бросать, у них квартира хорошая. Я уже пять дней не могу связаться с ними. У меня телефон сел, я забыла зарядное устройство, когда собиралась. Теперь вот местные ребята из МЧС мне пообещали найти «зарядку».
– А возвращаться планируете?
– Только когда там все утихомирится. Пока продолжаются военные действия, я туда не поеду. Мне сказали, что попробуют подыскать тут для меня работу. Я по профессии преподаватель профтехучилища, преподавала технологии строительного производства. И еще черчение.
Во время нашего разговора замечаю нескольких женщин — местных жительниц, выходящих из школы-интерната.
– Мы хотели узнать, что нужно. Может быть, принесли бы чего, продукты или одежду. Холодно ведь сейчас, хоть и июль на дворе, — объяснили они.
– Мы бы не отказались от постельного белья, предметов гигиены, бытовой химии. Теплая одежда у нас есть, в том числе и на прохладную погоду. Sim-карты нужны, желательно с небольшой суммой денег на них, поскольку практически все у нас с украинскими «симками», звонить родным на Украину очень дорого. Со всем остальным у нас все в порядке. Есть стиральные машины, бойлеры, душевые кабинки, — пояснила корреспонденту РП замначальника областного Департамента соцзащиты Татьяна Кокорева.
По словам Кокоревой, из 78 беженцев, поселенных в интернате, сегодня осталось 57. Часть уже уехали к дальним родственникам или друзьям в разные уголки России. Например, Роман сейчас ждет приезда своего дяди, согласившегося приютить его семью в своем доме в Марий Эл. Но многим, как Дмитрию и Алене, Наталье Юльевне, Гулиине Самсидиновне, ждать некого и ехать фактически некуда. Они живут надеждой начать новую жизнь в России.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости